Глава I

ХИЩНОЕ "ЯБЛОКО",

или

ТЕРРОР КАК МЕТОД ПРОПАГАНДЫ

СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ИДЕЙ

(сентябрь 1994 - август 1995г.г.)

2 сентября 1994г. группой квартирных спекулянтов, включавшей как грузин-уголовников, так и сотрудников респектабельной риэлтерской фирмы "Best", была совершена мошенническая сделка, в результате которой семья моего брата Т.В.Якуничкина, состоявшая из четырех человек (двое несовершеннолетних - 13 и 16 лет) лишилась прав на свою трехкомнатную квартиру по адресу: Симферопольский проезд, 4-35, получив 3 млн. рублей и никакой другой жилплощади. После моих обращений в Чертановскую межрайонную прокуратуру (30 августа и 16 сентября 1994г.) с заявлениями о проверке законности сделки в интересах несовершеннолетних племянников было начато расследование, и семья брата осталась жить в квартире. Однако после этого дело застопорилось.

И тут появились "помощники". В октябре 1994г. мне через пользующегося моим доверием посредника, старого институтского друга и сотрудника Налоговой полиции В.Ю.Малюкова, оказавшего существенную помощь нашей семье в квартирной разборке в августе-сентябре от имени "очень богатого и влиятельного члена московского правительства" (конкретно упоминался бессменный первый вице-премьер правительства Москвы господин В.Никольский), было сделано следующее интересное предложение: "Согласись баллотироваться в Государственную Думу по блоку Явлинского - и у твоего брата не будет проблем с квартирой". При этом мне было разъяснено, что я могу не отступать от своих принципов, а выступать независимым кандидатом с социал-демократических позиций. Несмотря на то, что я был психологически подготовлен (мой приятель неделю ходил вокруг да около, не решаясь сказать нечто гадкое, не почувствовать это было невозможно), хамская форма предложения меня просто взбесила. Я отверг его без обсуждения, как и все последующие, и потом в течении года иначе, как БЛЯ (Болдырев-Лукин-Явлинский) движение Г.Явлинского не называл.

Практически в то же время через другого посредника, влиятельного аппаратчика, члена КПРФ, ныне эксперта фракции КПРФ в Государственной Думе В.В. Акимова то же предложение было изложено более конкретно. Мне обещали, что квалифицированные юристы в гражданско-правовом порядке решат проблемы семьи брата, а от меня требовалось включится в работу предвыборного штаба движения господина Явлинского и отрабатывать гонорары юристам и организационную поддержку в структурах власти. Такие предложения повторялись непрерывно, иногда по три-четыре раза в неделю, до середины 1995г. Дело пошло на принцип.

Хотя я и был в совершенно озверевшем состоянии, у меня ни разу и мысли не возникло о юридическом обвинении демократов перестроечного разлива В.Никольского и Г.Явлинского в уголовно-террористическом шантаже. В политической обстановке конца 1994г. при имевшихся доказательствах это было очевидно бесперспективно. Вопрос о принятии данного интересного предложения также не вставал, поскольку я все равно не смог бы плясать под их идиотскую дудку. Отдать им отобранное без сопротивления (к этому склонялись обе бабушки) тоже было невозможно - трусливо и подло. Можно было только попытаться отделить политику от административно-криминального наезда и отбиваться от последнего вместе с родственниками, оставляя за кадром его политический характер.

За юридической помощью я обратился к своей хорошей знакомой, консультанту Российской Ассоциации политической науки (председателем ее являлся широко известный Г.Х.Шахназаров) Алисе Тиайн, с которой я познакомился в период своего участия в создававшихся работниками РАПН в конце 80-х гг. "рабочих клубах". На ее имя были нотариально оформлены доверенности от меня и моих родственников. При этом и я, и Алиса в тот период консультировались с некоторыми политически связанными с С.Батуриным (а, следовательно, с американцами и командой Гайдара-Чубайса-Шахрая) юристами, работавшими в аппарате Совета Федерации. Так что отделение политики от семейно-криминальных проблем было, конечно же, более чем условно.

В ответ на мое первое заявление от 30 августа 1994г., 30 сентября Чертановская межрайонная прокуратура сообщила, что нарушений закона со стороны органов опеки и попечительства не было. О каких-либо нарушениях прав несовершеннолетних детей со стороны непосредственных участников сделки и посредников вообще не было упомянуто, так же как и об осуществлении такой проверки Чертановской прокуратурой. Ответов же на два последующих заявления - мое и Г.Жебровской - не получено до сих пор.

18 октября бабушка И.Т.Якуничкина, В.У.Жебровская поехала в Петушинское лесничество для выяснения на месте ситуации с домом в Петушках. 19 октября 1994г. последовал звонок из сберкассы ╪ 7811/0224 с просьбой срочно дать подпись Н.Т.Жебровской на ордер о выдаче денег с ее расчетного счета ОД-1069.

31 октября А.Тиайн подала в Чертановскую прокуратуру несколько заявлений:

1) от В.У.Жебровской доверенному лицу А.Тиайн о непригодности квартиры в Петушках для проживания с просьбой считать недействительной сделку с продажей моей семьей московской квартиры; 2) от А.Тиайн Чертановскому межрайонному прокурору о срочной проверке обстоятельств, связанных с незаконным снятием денег со счетов несовершеннолетних детей; 3) от А.Тиайн Тверскому прокурору г.Москвы аналогичного содержания; 4) от Г.И.Жебровской в Чертановскую прокуратуру с просьбой дать письменный ответ на ее заявление от 19 сентября 1994г.). Однако помощник прокурора М.А.Сергеева отказалась их принять. 3 ноября 1994г. они были отправлены заказным письмом в Чертановскую прокуратуру. Ни на одно из этих заявлений до сих пор не получено ответов.

В тот же день, 31 октября, Г.И.Жебровской позвонил Чава Рамаз и попросил отдать ему первые экземпляры договоров купли-продажи квартиры в доме в Петушках. При этом он обещал найти Георгия и вернуть деньги в фирму "Best".

7 ноября 1994г., в день 77-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, в три часа дня Илья Якуничкин был сбит на улице Криворожской автомашиной белого цвета типа "Таврия" или "Жигули" девятой модели, ╪У67-55мм и помещен в детскую больницу ╪ 20 г.Москвы (хирургическое отделение ╪ 4) с предварительным диагнозом - сотрясение мозга и перелом большой берцовой кости. Я расценил это как сознательное нападение в русле продолжающегося шантажа, но выступать с такими обвинениями при отсутствии доказательств не стал, поскольку это значило бы поставить себя в смешное положение и заведомо ничего не добиться. К тому же, очевидная склонность всех членов московской политической тусовки (независимо от политико-идеологических ориентаций) к психическим задвигам на почве мании величия и мании преследования давала повод для дополнительных сомнений и требовала подтверждения умысла. Я не счел возможным думать над этим вопросом без дополнительных подтверждений, но твердо решил, что без получения доказательств о случайности данного происшествия никакой возможности для искреннего сотрудничества с "правозащитниками" такого рода не может быть и речи.

Еще в конце сентября стала обсуждаться возможность обращения в органы опеки и попечительства с требованием лишить И.Т.Якуничкина и Г.И.Жебровскую родительских прав и отстаивать в квартирном вопросе права несовершеннолетних, что сразу снимало назойливо ставившийся Чертановской прокуратурой вопрос об их мошенничестве и даже превращавший этот вопрос в дополнительное юридическое основание для вмешательства прокуратуры. Этот подход встретил сильнейшее эмоциональное неприятие обоих бабушек (О.Т.Якуничкиной и В.У.Жебровской), считавших официальное выдвижение подобных (вполне, по их мнению, обоснованных) обвинений против своих детей неприемлемым. Само обсуждение этого вопроса вызвало у них резкое ухудшение здоровья, явно угрожавшее жизни. В связи с этим подготовленное заявление было отвергнуто и вопрос был закрыт.

После того, как в детской больнице, куда доставили Илью с переломанными ногами, был поднят вопрос об оплате лечения (денег на оплату пребывания в больнице в течение нескольких месяцев просто не было) надо было что-то быстро предпринять. Подготовленный в начале октября черновик заявления в органы опеки и попечительства был быстро переделан в соответствии с изменившимися обстоятельствами и 8 ноября В.В., О.Т., И.В. Якуничкины, В.У.Жебровская и О.И.Пяткина подали заявление заместителю префекта Южного административного округа С.В.Бородычеву (копия: отдел социального развития МО "Нагорный").

В нем указывалось, что в связи с совершением оспариваемой в настоящий момент мошеннической сделки на продажу их московской квартиры и покупки квартиры в Петушинском лесничестве (Петушинский район Владимирской области) с оформлением соответствующей прописки для всех членов семьи, у находящегося на учете у психоневролога по месту жительства (поликлиника ╪ 2 Советского района) с диагнозом "олигофрения в степени дебильности" учащегося вспомогательной школы ╪ 30 г.Москвы (Первый Труженников пер., д. 18) тринадцатилетнего И.Т.Якуничкина не оформлен страховой полис Московского городского фонда обязательного медицинского страхования. В связи с этим отмечалось, что это делает проблематичным оказание ему медицинской помощи в необходимом объеме, и обращалось внимание на легкомысленное и безответственное поведение родителей, нарушивших законные права и интересы двух несовершеннолетних детей - И.Т.Якуничкина и Н.Т.Жебровской (в результате дети остались без прав на жилую площадь в Москве и без 30 млн. руб., которые были положены на их имя в сберкассе при совершении квартирной сделки). Заявители просили поставить перед судебными органами вопрос о лишении Т.В.Якуничкина и Г.И.Жебровской родительских прав, а также о признании недействительной упомянутой квартирной сделки. В ответном письме Управы Муниципального округа "Нагорный" от 25 ноября за подписью супрефекта Н.И.Кулешова сообщалось, что семья Т.В.Якуничкина и Г.И.Жебровской никогда не состояла на учете в Инспекции по делам несовершеннолетних Муниципального округа "Нагорный" как неблагополучная, а родственники этой семьи ни разу не обращались в ИДН МО "Нагорный" с фактами, указанными в письме. То есть утверждалось, что материал для выхода в суд с иском о лишении родительских прав Т.В.Якуничкина и Г.И.Жебровской отсутствует, и что проблем по оказанию медицинской помощи несовершеннолетнему И.Якуничкину не существует, так как семья еще не выписалась из Москвы. Выдача страховых медицинских полисов на детей в Москве не производилась.

14 ноября 1994г. я подал заявление в Московскую городскую прокуратуру с просьбой ускорить рассмотрение дела Чертановской межрайонной прокуратурой. В ответе от 29 ноября 1994г. мне было сообщено о продолжении проверки Чертановской прокуратурой по указанному заявлению.

17 ноября мать И.Т.Якуничкина Г.И.Жебровская подала заявление начальнику ГАИ Севастопольского района с просьбой провести расследование дорожно-транспортного происшествия на улице Нагорной и привлечь виновных к ответственности. В ответе от 21 января 1995г. за подписью начальника 32-го ОГАИ УВД ЮЗАО г.Москвы подполковника милиции Н.В.Вавилин сообщалось, что по факту наезда транспортного средства на И.Т.Якуничкина в возбуждении уголовного дела отказано на основании статей 5 п.2 и 113 УПК РСФСР (за отсутствием состава преступления).

22 ноября мною было подано заявление в Московский уголовный розыск с просьбой провести расследование мошенничества при осуществлении квартирной сделки. На это заявление ответ из МУРа получен не был.

Позитивным результатом этой бурной деятельности следует считать то, что семья Якуничкиных-Жебровских осталась в своей квартире. Теперь для ее выселения нужно было соответствующее судебное решение. Кроме того, в течение октября-ноября мне удалось сосредоточить в своих руках большую часть документов и вместе с родственниками (О.Т.Якуничкиной, И.В.Якуничкиной, В.У.Жебровской, О.И.Пяткиной) и юристом А.К.Тиайн прояснить сложившуюся ситуацию (см. приложение 1). Однако ситуация оставалась неустойчивой - добиться возбуждения уголовного дела по факту мошенничества не удалось, давление жуликов, демократов-правозащитников и правоприменительных органов продолжалось, опереться в борьбе с ними было не на кого.

С юридической точки зрения мошенничество было очевидно, поскольку необходимые по закону для совершения купли-продажи московской квартиры жилье и прописка в Петушинском лесничестве Владимирской области были в заведомо непригодном для проживания и не числящемся на учете в сельсовете и БТИ доме. Кроме того, были незаконно сняты деньги со счетов несовершеннолетних, которые по закону могли взять только они сами по достижении 18 лет. Прокуратура и государственные органы опеки обязаны защищать интересы несовершеннолетних даже от их родителей. Заявление о проверке законности сделки в интересах несовершеннолетних племянников было мною подано в прокуратуру до ее совершения, о чем взявшая на себя юридическое оформление сделки фирма "Best" была поставлена в известность. Казалось бы все ясно. Оказывается нет.

Фокус здесь в том, что, игнорируя законы, обязывающие прокуратуру в очень короткий срок (10 дней) решать вопрос о возбуждении или отказе от возбуждения уголовного дела, прокуратура в делах, связанных с квартирными мошенничествами, осуществляемыми под покровительством "солидных" (т.е. имеющих разветвленные связи в структурах власти) риэлтерских фирм, этого не делает, заявляя, что имущественные споры в соответствии с проводимой судебно-правовой реформой регулируются гражданским правом и прокуратура не видит оснований для вмешательства. На пострадавших оказывается неприкрытое давление (вплоть до угроз возбудить уголовное дело против них), чтобы они обращались в суды с гражданскими исками.

Однако для ведения трех или четырех гражданских процессов, на которое разбивается единое уголовное дело о квартирном мошенничестве, необходимо несколько десятков млн. руб. и занимают они годы. Это неподъемно для жертв квартирных мошенников, поскольку квартиры обычно продают только в крайней нужде.

С данной точки зрения момент для нажима был выбран безошибочно. 1994 год характеризовался крайней неустойчивостью моего личного социального и финансового положения. На АО ЛГМ (б. Московский насосный завод им. Калинина), где я работал, бушевал конфликт между двумя группировками администрации, сопровождавшийся захватной забастовкой трудового коллектива, фактической остановкой производства, общими собраниями акционеров, шумихой в прессе, судами, принудительными отпусками за свой счет, полным прекращением выплаты, а потом и начисления зарплаты. Поэтому весной 1994г. я стал подрабатывать ночным сторожем на реконструкции корпуса в московской городской больнице ╪ 55. Того, что там платили, едва хватало на хлеб, но это было лучше, чем ничего. В сентябре на АО ЛГМ окончательно определился победитель, произведший массовые увольнения представителей противной стороны и всех ненадежных, в число которых попал и я. Следующие два года моя трудовая книжка пролежала дома.

В подобной ситуации социально неустроенные люди не могут успешно противостоять разветвленной квартирной мафии, использующей запугивание, подкуп, шантаж, бандитские налеты (для последних обычно используются "лица кавказской национальности") и не боящейся (в случае гражданского процесса) уголовной ответственности. Они лишаются квартиры и превращаются в бомжей, живущих случайными заработками, мелким воровством, постоянно подвергающихся насилию и произволу не только со стороны милиции, но и озверевшей "общественности", в массовом порядке устраивающей частные тюрьмы для мелких воров. В результате - преждевременная смерть.

Именно из-за функционирования подобных (созданных перестройкой) социально-политических механизмов с момента возникновения РФ смертность в ней превышает рождаемость более чем на миллион ежегодно за счет резкого роста смертности (этого не было даже в годы сталинского "большого террора"). С этой точки зрения либерально-рыночные реформы следует рассматривать как создание системы массового уничтожения людей по-демократически, своими масштабами явно превышающей пресловутый ГУЛАГ. Рассмотренный механизм является ее незначительной частью с производительностью не более нескольких десятков тысяч кандидатов в покойники. Вполне демократично, поскольку нет необходимости в государственных репрессиях, достаточно спихнуть человека (в данном случае моего брата с семьей) в социальное гетто - сам он не выберется и скоро умрет.

Наиболее вопиющими в рассматриваемом механизме являются нарушения паспортного режима, связанные с пропиской (регистрацией) по месту жительства, поскольку действия милиции в рамках существующего законодательства приобретают откровенно уголовный характер. Для того, чтобы продать жилье, необходимо выписать гражданина с указанием реального по милицейским бумагам адреса, а если этого нет, то сделка изначально незаконна. Отсюда, видимо, и проистекает пыл наших "правозащитников", страстно борющихся против "средневекового режима прописки" как "остатка советского крепостничества". Действительно, полная отмена данного режима не только узаконила бы то, что уже награбили у граждан приватизировавшие власть на местах "риэлтеры", но и развязало бы им руки для дальнейшего грабежа.

Применительно к рассматриваемому случаю ситуация усугубляется наличием несовершеннолетних, права и законные интересы которых правоохранительные органы и в первую очередь прокуратура обязаны защищать даже от родителей.

В этом и заключается принципиальная слабость данной схемы - при рассмотрении в уголовном порядке в судебном заседании все выглядит откровенно незаконно и похабно, а законных путей принудить людей к ведению дела в рамках гражданского права не существует. У нашей семьи денег для ведения гражданских процессов явно не было, и я с самого начала взял курс на рассмотрение дела в уголовном порядке. Обычно в этих случаях наши "риэлтеры" используют бандитизм в сочетании с откровенным невыполнением своих прямых обязанностей со стороны всех правоохранительных органов. В сентябре-октябре я этого и ожидал, но по неизвестным мне причинам в 1994г. силовых действий применено не было. Не исключено, что одной из причин такой "странности" была неоднократно публично высказывавшаяся мною идея пойти к атташе немецкого посольства по труду, представлявшего в Москве СДПГ (В.В.Акимов несколько раз предлагал мне познакомиться с ним) и спросить, не по его ли прямому указанию российские власти распространяют идеи социал-демократии таким оригинальным способом.

А может быть подобная осторожность вызывалась причинами совсем другого свойства. Как раз к концу 1994г. С.В.Васильев, один из оппозиционных демократов, неактивно, но довольно давно (с 1992г.) сотрудничавший с Левым информцентром, предложил мне подработку (подмена заболевших или отпускников) в охране Московского международного банка, входившего в тот период в двадцатку крупнейших банков России. Я согласился - за одно дежурство в подъезде элитного дома, где проживал президент банка, я получал половину своей месячной зарплаты ночного сторожа. Меня представили начальнику охраны (полковник из Департамента охраны), позже сообщили, что ФСБ проведет проверку моей личности (как сотрудника охраны), а ближе к лету 1995г. стали ненавязчиво подбрасывать мысль об обращении - через посредничество некоего фонда по защите граждан - лично к президенту РФ для решения квартирной проблемы семьи моего брата. В разговорах о политике начала регулярно всплывать фигура генерала А.Коржакова и вопрос о моем отношении к его личности и действиям.

К декабрю ситуация оказалась заблокированной, поскольку заставить "реформированные" прокуратуру и другие правоприменительные органы действовать в соответствии с действующим уголовным законодательством у меня, не запродавшись кому-то политически, возможности не было. Шантаж приобрел позиционный характер и выражался в регулярных (не реже 1-2 раз в неделю) телефонных звонках с вопросом, не передумал ли я насчет баллотирования в Государственную Думу.

После выписки из больницы И.Т.Якуничкин был направлен в подмосковный санаторий. Во время поездки к нему Т.В.Якуничкин подвергся целенаправленному нападению и был довольно сильно избит. Происшествие вызывало сильные подозрения и вопрос о его связи с квартирно-политической интригой обсуждался, но в шантажистских разговорах ссылок на него не последовало.

"Квартирным вопросом" в то время активно занялась бабушка И.Т.Якуничкина и Н.Т.Жебровской - В.У.Жебровская, узница детских нацистских концлагерей (кстати, ни разу не получавшая пресловутую "компенсацию, якобы выплачиваемую правительством Германии оставшимся в живых и проживающим в России жертвам гитлеровских репрессий), проживающая и работающая в поселке Дубровицы под Подольском, возникшем вокруг Института животноводства ВАСХНИЛ. Будучи крайне законопослушной, она посчитала своих дочь и зятя жуликами, которым все равно придется перебираться в Петушки, и, не полагаясь на них, еще в ноябре решила лично ознакомиться с условиями, в которых будут жить ее внуки. Развалившийся дом и отсутствие необходимых образовательных и медицинских учреждений (оба ребенка учились во вспомогательной школе, поскольку им был поставлен несколько сомнительный, с моей точки зрения, диагноз - "олигофрения в степени дебильности") произвел на В.У.Жебровскую столь сильное впечатление, что она превозмогла свое весьма неважное (после гитлеровских концлагерей!) состояние здоровья и вступила в борьбу за будущее своих внуков.

Рассчитывая на порядочность и человеческое сочувствие помощника прокурора М.А.Сергеевой, занимавшейся этим делом в Чертановской межрайонной прокуратуре (как и всеми другими делами, связанными с нарушением законодательства о несовершеннолетних), В.У.Жебровская стала действовать по ее советам. М.Сергеева же, воспользовавшись ее юридической малограмотностью, потребовала, чтобы она самостоятельно, в порядке частного расследования, выяснила ситуацию в Петушках и представила соответствующие документы в Чертановскую прокуратуру. Одновременно М.Сергеева усиленно отговаривала В.У.Жебровскую от возбуждения уголовного дела, уверяя, что тогда Г.И.Жебровская сядет в тюрьму за мошенничество. Возбуждая недоверие к зятю и его родственникам, она подвела В.У.Жебровскую к мысли объявить дочь невменяемой и на этом основании признать сделку недействительной в гражданском порядке. Недоверие и враждебность В.У.Жебровской и О.И.Пяткиной к семейству Якуничкиных существенно возросли, но не до такой степени, чтобы действовать совсем без консультаций со мной и моей матерью О.Т.Якуничкиной.

Следует признать, что в сложившейся ситуации подход В.У.Жебровской к решению проблемы выглядел более реалистичным, поскольку я, мои родственники и А.К.Тиайн действовали исходя из того, что если пробиться на "верх", то можно добиться рассмотрения дела о злоупотреблениях влиятельных чиновников по существу за счет логичности и фактологической аргументированности. После государственного переворота 1993г., в период расцвета произвола перестрелочных "правозащитников", такое представление было явно ошибочным. Надеяться на реальное решение вопроса можно было только в результате действий В.У. Жебровской. Однако следовало учитывать возможность того, что она будет грубо обманута. И наши действия с точки зрения решения минимальной практической задачи - сохранение жилплощади за несовершеннолетними племянниками (Ильей и Натальей) и семьей брата - представлялись мне необходимыми именно в качестве страховки от обмана со стороны опекавшей всемирно признанных правозащитников и диссидентов административно-криминальной мафии, которую я для себя обозначил ярлычком "Никольский".

Такой подход встречал полное понимание В.У.Жебровской и по квартирному вопросу мы действовали согласованно. В этой ситуации я переключил свою активность на послужившую первопричиной всей этой уголовной истории информационно-аналитическую деятельность Левого информцентра, которую сильно забросил в сентябре-ноябре.

Левый информцентр возник в конце 1991г. при организационной, материально-технической и кадровой поддержке Международного бюро информационного обмена (МБИО - демороссовская политико-информационная структура, созданная советскими "диссидентами-правозащитниками" во главе с В.Игруновым в конце 80-х гг. на деньги Д.Сороса и ставшая в октябре 1993г. инициатором создания избирательного объединения "Болдырев-Лукин-Явлинский"). ЛИЦ представлял собой общественно-политическое объединение представителей социалистического крыла демдвижения, перешедших в оппозицию ельцинскому режиму и пытавшихся установить контакт с "антисталинистским" крылом комдвижения. С самого начала Левый информцентр включал в себя как контролировавших его либеральных социалистов, так и коммунистов. После маргинализации демлевых и леворадикальных тусовок ЛИЦ стал развиваться как информцентр, филиал МБИО в массовом оппозиционном движении 1992-1993гг. К середине 1993г. организационный контроль над ЛИЦ перешел к сторонникам непримиримой компатриотической оппозиции. Предпринятая в феврале-мае 1994г. попытка МБИО восстановить контроль над ЛИЦ привела к его полурасколу - на компатриотический Совет и ориентированное на получение западных грантов Агентство социально-политической информации, работавшее с движением обманутых вкладчиков "МММ", на базе которого Российский социал-демократический союз В.Липицкого пытался сформировать свои структуры.

К декабрю 1994г. ситуация окончательно определилась. Вырождение движения обманутых вкладчиков похоронило перспективы АСПИ как либерально-реформистского проекта, обеспечило окончательную победу Совету ЛИЦ в организационном противостоянии и сохранило Левый информцентр в прежнем составе как информационно-аналитическую организацию, объединяющую в совместной работе активистов радикальной компатриотической оппозиции и сторонников радикальных демократических реформ с социалистической перспективой. В этом качестве ЛИЦ, как общественно-политическая организация массовой компатриотической оппозиции послеоктябрьскому режиму, вел в ее рядах некоммерческую информационно-аналитическую работу, зарабатывая деньги на нее за счет продажи информации либерально-оппозиционным (прояблочным) информационно-аналитическим центрам, с которыми сохранялись и поддерживались неформальные связи. Объединяющим его членов моментом стала специфическая традиция информационно-аналитической политологической работы, выросшая из низовой неформально-политической деятельности эпохи перестройки. Для поддерживающей "курс реформ" группы членов ЛИЦ важным дополнительным стимулом было участие в "неформальной" политической деятельности, которая реально продолжалась именно в компатриотическом движении.

Однако они окончательно отказались от активного участия в организационно-технической работе ЛИЦ, ограничив свою деятельность в нем сбором информации и неформальным общением. Еще несколько человек вернулись в организационно-политическую деятельность. Активное ядро ЛИЦ сократилось более, чем вдвое, что сделало невозможным сохранение сложившейся технологии работы. Выпуск еженедельного "Бюллетеня Левого информцентра" (БЛИЦа) в виде брошюры прекратился. Основным видимым результатом работы ЛИЦ стал компьютерный макет БЛИЦа и аналитички. Непосредственным потребителем такой продукции массовый политический актив быть не мог.

Казалось, что эффективно работающая информационно-аналитическая организация должна быть очень нужна руководству формировавшегося в связи с предстояшими в 1995г. выборами Союзу народного сопротивления, объединившему почти всех левых коммунистов, кроме РКРП и ВКПБ. Действительно, после его учредительного съезда мне и другим членам Совета ЛИЦ (В.Ф.Исайчиков) было предложено создать информационно-аналитический центр Центрального совета СНС. Предложение было принято и мы приступили к работе.

Однако оказалось, что реальный информационно-аналитический центр, работающий на СНС в целом, лидерам движения был не нужен. Их реальная политическая линия определялась почти исключительно личными амбициями и корпоративными интересами их личных "групп поддержки" во властных структурах. Любой из членов Политсовета СНС считал, что его организация является секретной и каждый, кто что-то узнает о реальном положении дел в ней и сообщает об этом кому-либо, кроме него, - враг.

Сразу начались конфликты, усугублявшиеся появлением в БЛИЦе оперативной информации о внутриорганизационных конфликтах в некоторых регионах, еще неизвестных руководству самих организаций. ИАЦ ЦС СНС стал восприниматься лидерами блока не как структурное подразделение, а как ассоциированный член СНС со своей собственной политической линией, информационными и организационными возможностями.

В "большой политике" декабрь 1994г. ознаменовался превращением многолетнего конфликта в Чечне в полноценную гражданскую войну в Российской Федерации. Причем такое развитие событий не встретило противодействия ни одной влиятельной номенклатурной группировки - каждая из них рассчитывала использовать локальную гражданскую войну в качестве инструмента корректировки стратегического курса авторитарного послеоктябрьского режима в своих интересах, поскольку ельцинская конституция 1993г. вообще не предусматривала легитимных механизмов на такой случай, кроме свержения существующего строя.

Начало полномасштабных боевых действий в Чечне вызвало в Москве бурные антиправительственные манифестации под патриотическими, пацифистскими и интернационалистскими лозунгами. Это в очередной раз активизировало работу правящей верхушки России по перестройке политико-идеологической макроструктуры страны в соответствии с представлениями западных идеологов. Ключевое значение в такой работе имеет реализация проекта создания "левой" в либерально-протестантском смысле коалиции либерал-реформаторов с истинными социалистами-интернационалистами и ликвидация массового советско-традиционалистского комдвижения посредством его раскола на "интернационалистов" и "патриотов".

Вообще стремление любыми средствами создать в России "нормальный", с точки зрения американской политологии, политический спектр является какой-то параноидальной идефикс перестроечной генерации советской номенклатуры. Похоже, их просто унижает в собственных глазах отсутствие в России политически оформленного движения сексуальных меньшинств. Коммунисты в рамках этой утопической конструкции должны были выступать за создание истинно русских православно-христианских общин, а все светские сторонники социалистических идей должны были уверовать в построение истинно демократического открытого общества на основе опыта американских ЭСОП и составить социал-демократический фланг радикальных либерал-реформаторов. В частности, попытки Г.Явлинского установить организационные связи с радикальным комдвижением были в то время очень заметны и в Москве, и в регионах.

Сейчас, через четыре с половиной года после начала этой идиотской эпопеи, я думаю, что именно для попытки реализации проекта включения в "Яблоко" массового движения коммунистов-интернационалистов под флагом борьбы против военных действий в Чечне, я действительно мог приглянуться каким-нибудь аппаратчикам-теневикам из моссоветовско-депутатской среды. В конце 1994г. у меня таких мыслей, конечно, не было, поскольку моя неприязнь к Г.Явлинскому и его движению достигла в тот момент стадии "озверения". Думаю, что в тот момент это было понятно всем.

Впрочем, проект поглощения "Яблоком" интернационалистского крыла левокоммунистического движения был загублен военным поражением федеральных войск в Чечне, поскольку сверхконформистская психология Г.Явлинского и его окружения сделала невозможным ведение им "оппозиционной" политики без прямой поддержки властей. Поэтому, когда в декабре 1994г. Г.Явлинский, в соответствии с программой, вытекавшей из быстрого военного успеха, провозгласил нечто крайне оппозиционное, на него цыкнули и он больше не высовывался. В связи с этим проект антивоенного либерально-социалистического блока принял в 1994г. у московских демлевых несколько анекдотическую форму - обсуждения возможности и желательности устойчивого союза Е.Гайдара и В.Анпилова.

Тем временем, вопреки расчетам совсем уж "перестроившейся" М.А.Сергеевой, в кабинетах Петушинской районной администрации, Архитектурного управления и т.д. к хождениям полубольной бабушки, беспокоящейся о судьбе своих внуков, отнеслись довольно сочувственно и в марте 1995г. выдали справку с соответствующими подписями и печатями о том, что купленный дом, в котором якобы прописана семья Якуничкиных-Жебровских, в 1993г. был продан на слом и не состоит на учете в районной администрации и Архитектурном управлении, то есть не имеет адреса, домовой книги и лицевого счета.

Появление этой справки по времени почти совпало со скандальным снятием начальника московского ГУВД и прокурора Москвы, что побудило меня к срочному обращению в Генеральную прокуратуру РФ. 14 марта 1995г. В.В.Якуничкин, О.Т. Якуничкина, И.В.Якуничкина, Т.В.Якуничкин, Г.И.Жебровская и А.К.Тиайн подали коллективное заявление в Генеральную прокуратуру РФ с жалобой на затягивание Чертановской прокуратурой принятия окончательного решения по делу (о возбуждении или отказе от возбуждения уголовного дела) и просьбой обеспечить проверку Чертановской прокуратурой сведений о непригодности к проживанию купленной квартиры в доме в Петушках.

26 апреля 1995г. я подал новое заявление в Московскую городскую прокуратуру с просьбой ускорить рассмотрение дела Чертановской прокуратурой. Помощник прокурора М.А.Сергеева, к которой попали все эти обращения, легко вышла из затруднительного положения, возвратив В.У.Жебровской привезенное ею упомянутое письмо Управления архитектуры и градостроительства Петушинского района Владимирской области на том основании, что это письмо якобы ненадлежащим образом оформлено. После этого сбитая с толку и уставшая от борьбы с произволом В.У.Жебровская не принимала активного участия в дальнейших событиях.

С момента подключения (октябрь 1994г.) к борьбе за жилплощадь В.У.Жебровской и до того, как она прекратила активную деятельность (май 1995г.), родственники несовершеннолетних И.Т.Якуничкина и Н.Т.Жебровской действовали, как сейчас говорят, в команде с довольно четким разделением функций. Якуничкины вели бумажную войну с грабительски-риэлтерской системой, а Жебровские пытались договориться с ней о взаимоприемлемом компромиссе. Официальное возвращение помощником прокурора М.Сергеевой полученной В.У.Жебровской по ее же запросу справки означала, что такой компромисс не удался. Реальной возможности изменить ситуацию в нашу пользу я не видел. Предложения выйти со своими проблемами на враждующего с Ю.Лужковым генерала А.Коржакова при посредничестве А.Баркашова или Радчикова меня как-то не вдохновляли. Возможность сделать то же самое через конфликтующего с мэром представителя президента РФ по Москве В.Комчатова представлялась мне приемлемой в том случае, если приемлемой оказалась бы и запрошенная цена. Но после общения с помощником В.Комчатова и неопределенных обещаний С.Васильева вопрос завис. Возможно, это произошло потому, что в то время у меня возник конфликт с руководителем одной из московских демлевых групп, бывшим членом ЦК КПСС профессором А.В.Бузгалиным, в котором четко проявились некоторые различия моего и "яблочного" истолкования "левосоциалистических лозунгов".

27 марта 1995г. я с некоторым опозданием пришел на заседание организованного членами созданной ФНПР Партии труда (А.Бузгалин, А.Колганов, А.Сорокин и др.) дискуссионного клуба "Диалог" и застал момент демонстрации видеофильма о рабочих Магнитогорска, снятого датским троцкистом Полем Ларсеном (при участии жены А.Бузгалина Л.Булавки) для западного зрителя. Задолго до заседания этот фильм рекламировался как достоверный портрет советского рабочего класса вообще. (Группа А.Бузгалина к тому времени установила прочный контакт с пользовавшейся определенным влиянием в профессорско-преподовательской среде Европы и Америки троцкистской тенденцией, основанной Э.Манделем.) Фильм уже демонстрировался на Западе. По словам членов съемочной группы, фильм делался для западного зрителя как пособие для восприятия состояния нашего общества и его истории после завершения 70-летнего эксперимента. Магнитогорск был выбран как символ советского периода, как город, возникший в годы первых пятилеток. Авторам фильма удалось создать на экране художественно очень убедительную картину развала, безысходности, какого-то абсолютного тупика. Я воспринял этот фильм как фальсификацию и прямое оскорбление тех активистов рабочего движения Урала вообще и Магнитогорска в частности, с которыми я работал в начале 90-х гг. и, следовательно, меня лично.

Затем в рамках "круглого стола" на тему "Левое и рабочее движение: существует ли оно?" выпускник Высшей партийной школы перестроечного призыва М.Малютин, известный как левый социалист и автор программ многих партий (социал-демократической, социалистической, партии "Новые левые" и т.д.), "научно" обосновал атмосферу безысходности, созданную демонстрацией фильма, изложив суть их совместного с господами О.Григорьевым и В.Лепехиным открытия об отсутствии в "паразитировавшем на шее мирового сообщества" Советском Союзе какого-либо производства и целесообразной деятельности вообще.

Далее на сцену для дискуссии были приглашены представлявшие коммунистов рабочие активисты-производственники В.Соколов и Е.Фадеев, представлявшие "реформаторское" независимое рабочее движение профессиональные политики В.Савельев (бывший секретарь райкома комсомола, активист возглавляемого В.Липицким Российского социал-демократического союза) и выступавший в роли эксперта по рабочему движению вышеназванный основатель Ассоциация политологов, экспертов, консультантов г-н Малютин.

Ведущий А.Бузгалин сформулировал исходные вопросы: "Судя по всему, рабочего движения сейчас нет. Не является ли это признаком кризиса рабочего движения?". Затем М.Малютин конкретизировал свою позицию: "Рабочий у нас не рабочий, поскольку он не свободен и не производит потребительной стоимости. Свою зарплату он не зарабатывает. Есть труба, по которой в мировое сообщество качают сырье, а оттуда потребительные стоимости массового потребления. Здесь реформа ничего не изменила. В обозримом будущем у нас не будет рабочего класса и классовой борьбы...". После этого два профессиональных политика принялись доказывать, что после подъема 1989-1990гг. наступил кризис рабочего движения, поскольку сейчас кто хочет заработать, тот зарабатывает, а по 250 000 руб. получают те, которые не хотят работать. А.Бузгалин им в этом активно помогал, постоянно требуя от выступавших дать оценку фильма (Бузгалин: "Понравился ли фильм?". Соколов: "Судя по фильму, рабочие только пьют и гуляют. Хотелось бы увидеть их на работе и дома". Малютин: "Фильм показывает, что деиндустриализация страны уже произошла". Савельев: "Фильм очень понравился, но очень жалко этих людей, которые за Советскую власть".) В последнем слове ведущего А.Бузгалин сформулировал явно заранее запланированный вывод: "Кризис налицо. Основной причиной этого является то, что из 70 лет Советской власти наше население вышло в состоянии пассивности".

Совершенно взбешенный откровенно манипуляторским характером данного мероприятия, я учинил на нем форменный скандал, пытаясь в крайне беспорядочной форме выразить в общем-то простую мысль о том, что после истощения горы Магнитной, т.е. с 70-х гг., Магнитогорск (450 тыс. жителей) находится под постоянной угрозой закрытия металлургического комбината и своего исчезновения. Это, безусловно, оказывает влияние на сознание жителей города, но не может служить основанием для того, чтобы считать, что у страны в целом нет перспектив из-за разрушения производительных сил за 70 лет советской истории. Высказывался я крайне бестолково, но, кажется, меня поняли. Из принципа я счел необходимым принести личные извинения А.Бузгалину за форму своего выступления и получил в ответ предложение написать что-нибудь для журнала. В апреле я действительно написал дискуссионную статью "К вопросу о внутренней логике интеллектуального холуйства перестроечной генерации идеологической номенклатуры на примере статьи М.Малютина "Левое и рабочее движение: существует ли оно?" ("Альтернативы", ╪2) и его же выступления на "круглом столе" в клубе "Диалог" (см. приложение 2) и передал ее А.Бузгалину.

Между тем, формирование предвыборных блоков к парламентским выборам-95 вступило в завершающую фазу. Я принимал в этом процессе довольно активное участие, способствую по мере сил формированию единого левокоммунистического блока. И здесь повторилась ситуация с Союзом народного сопротивления: информационно-аналитическая организация, эффективно работающая на блок в целом, была заведомо не нужна никому из его руководителей, вызывала подозрение и исключалась из реальной работы по подготовке к выборам. Предложения же лидера РКП-КПСС А.Пригарина работать лично на него грозили окончательно похоронить балансировавший на грани распада Левый информцентр, полностью разрушив как его надпартийный характер, так и технологию работы.

В этой ситуации регулярные предложения баллотироваться в Госдуму при поддержке "Яблока" в качестве независимого кандидата под левосоциалистическими лозунгами, с точки зрения развития ЛИЦ, объективно были интересным и вполне достойным обсуждения вариантом действий для меня лично, если бы не базировались на квартирном шантаже. То есть, исходя из моих наблюдений за деятельностью команд Г.Явлинского и В.Игрунова, предполагалось постоянно держать меня за глотку и столь же постоянно обманывать тех, с кем мне пришлось бы непосредственно работать, в обмен на принадлежность к интеллектуальной элите нового американизированного среднего класса, защищенного от катастрофического обнищания и беспредельного произвола, получающего зарплату в долларах, свободно ездящего за рубеж и т.д. Это, впрочем, мое нынешнее восприятие, а тогда я просто принципиально уперся, отказываясь от разговоров о своем выдвижении до окончательного разрешения квартирного вопроса семьи моего брата в ту или иную сторону и борясь за продолжение деятельности Левого информцентра в направлении, противоположном тому, на которое меня пытались насильно направить. Это определило мою крайне жесткую позицию в конфликте с в общем-то не вызывавшем у меня неприязни А.Бузгалиным.

Узнав в июне о том, что из публикации мартовского "круглого стола" собираются изъять все упоминания о фильме, кроме выступлений его создателей, я попросил А.Бузгалина ознакомить меня с журнальным вариантом "круглого стола". Получив его 19 июля 1995г., я написал и отправил в редакцию официальное письмо, попросив дать мне письменный ответ. Естественно, я не получил ни письменного ответа, ни даже устного изложения позиции редакции, хотя А.Бузгалин неоднократно мне это обещал. (см. приложение 3) Осенью я опубликовал свою статью в журнале "Рабочая политика", который издавался моими старыми приятелями из анархистского агентства "КАС-КОР", ставшими очень респектабельными чиновниками под эгидой посаженного Ю.Лужковым в кресло председателя ФНПР М.Шмакова. В ходе этой передряги компетентным кругам стало ясно, что мое понимание левосоциалистического вряд ли приемлемо для политических игр в компании господ Игрунова и Явлинского, а то, что возникло в качестве альтернативы ему, их, видимо, не устроило.

Я чувствовал, что для продолжения деятельности ЛИЦ в направлении, не устраивавшем "покровителей" - господ Явлинского и Игрунова, обязательно требовалось в рамках развертывавшейся предвыборной кампании занять надпартийную позицию, альтернативную прорежимно-социалистической, которую предлагали мне от имени господ Никольского и Явлинского. И такая позиция была найдена после того, как ко мне за помощью обратилась моя старая знакомая, проживающая в Кишиневе гражданка РФ, представитель молдавского Интердвижения и русской общины Молдовы, член Политсовета Российского общенародного союза Е.Д.Варфоломеева. Весной 1995г. руководство РОС пригласило ее баллотироваться в Госдуму по тому мажоритарному избирательному округу, к которому должны были быть приписаны граждане РФ, проживающие в Молдове и Приднестровье, но в середине лета по неясным для Е.Варфоломеевой причинам фактически лишило поддержки и начало планомерно провоцировать на выход из РОС. С чем это было связано?

Весной 1995г. правящая верхушка РФ, в рамках очередной попытки окончательного идеологического разрыва с "проклятым советским прошлым", широко пропагандировала различные националистические проекты реинтеграции "постсоветского пространства" эмигрантского производства (Евразийский Союз, Славянский Союз и т.д.). В СМИ появилось много информации о русских в ближнем зарубежье и т.п. Именно в этой атмосфере в России началась подготовка к выборам в Госдуму. Некоторые избирательные объединения патриотической ориентации (Российский общенародный союз, Конгресс русских общин, ЛДПР) пригласили представителей русских общин ближнего зарубежья, имевших серьезную политическую, финансовую и организационную поддержку среди русскоязычного населения Эстонии (Е.Коган, В.Лебедев, Ю.Мишин, П.Рожок) и Молдавии (Е.Варфоломеева), баллотироваться в Госдуму по своим спискам и мажоритарным округам, к которым были приписаны граждане РФ, проживающие в соответствующих странах ближнего зарубежья.

Однако к середине лета политическая обстановка в России изменилась. Все основные фракции политического истеблишмента, в первую очередь президентское окружение и руководство КПРФ, признали важнейшей задачей недопущение неуправляемого вмешательства низов в элитные разборки. Для этого было необходимо исключить из предвыборных кампаний 1995-1996гг. все ключевые политические проблемы, способные активизировать низы, в том числе и проблемы реинтеграции прежнего СССР и ответственности за его развал. Вышеперечисленные политические деятели приобрели известность в РФ как активные члены движения "Союз", последовательно боровшиеся сначала за сохранение, а потом за восстановление единства нашей великой Родины. При опоре на массовые организации русскоязычного населения ближнего зарубежья они должны были поднимать эти вопросы. Было решено гарантировать неупоминание ими проблем реинтеграции и подмену их проблемой оказания помощи соотечественникам за рубежом, исходившей из признания разрушения СССР окончательным и фактически оправдывавшей его. Руководство второстепенных политических группировок, пригласившее перечисленных лидеров русскоязычного населения ближнего зарубежья в свои блоки, подчинилось решениям основных субъектов политического процесса. Однако это не гарантировало его автоматического выполнения.

Проблема заключалась в том, что к середине 1995г. лозунг восстановления единства нашей страны пользовался едва ли не всеобщей поддержкой, и открытое выступление против него со стороны средних по влиянию партий и движений, претендовавших на патриотичность, означало бы политическое самоубийство и было бы отторгнуто, прежде всего, их активом и аппаратом. Поэтому в ход пошли мелкие, но непрерывные придирки, имевшие целью заставить перечисленных деятелей либо подчиниться партийной установке, обосновывавшейся безразличием российского электората к проблемам бывших советских республик, либо возмутиться и выйти из названных блоков "по собственному желанию".

Именно это давление заставило Е.Варфоломееву искать людей вне РОС, которые оказали бы поддержку ей лично, и, в частности, обратиться ко мне. В конце июля Е.Варфоломеева, пытаясь преодолеть возникшую вокруг нее пустоту и опираясь на мои наработанные в ЛИЦ связи, завязала контакты с широким кругом московского политического актива разных направлений. При этом она обнаружила, что лозунг возрождения Советского Союза пользуется в Москве едва ли не всеобщей поддержкой - от радикал-коммунистов до сторонников президента Б.Ельцина, от рядового обывателя до действующих чиновников и бизнесменов среднего звена. И Е.Варфоломеева по моему совету решительно сменила лозунг оказания помощи соотечественникам за рубежом на лозунг восстановления единства нашей великой Родины. Наши славные демократы, правозащитники и гуманисты яблочного разлива не могли пройти мимо подобного выступления, покушавшегося на основополагающие принципы гражданского общества, и, реализуя свое право на свободную частную инициативу, продолжили шантаж.

На квартиру моего брата был совершен налет, сопровождавшийся похищением семьи, включая двух несовершеннолетних детей. В налете участвовало не менее 10 человек на пяти автомашинах. Его технология имела профессионально неуголовный характер, а непосредственные исполнители представлялись сотрудниками ФСБ и ФСК. Кратко изложу суть этого происшествия.

26 июля около 7 часов утра, открыв дверь своим ключом, в квартиру моего брата вошли трое молодых людей, которые представились находившимся в тот момент в квартире Г.И.Жебровской сотрудниками ФСБ (чуть позже уточнили - Криминальной службы безопасности - КСБ), а ее детям - Н.Т.Жебровской (17 лет) и И.Т.Якуничкину (14 лет) - сотрудниками ФСК. На просьбу Г.И.Жебровской предъявить соответствующие документы они ответили категорическим отказом, после чего произвели самочинный обыск, в ходе которого использовали тряпку, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. После обыска из квартиры были изъяты паспорта Г.И. и Н.Т.Жебровских, военный билет Т.В.Якуничкина, свидетельство о браке Т.В.Якуничкина и Г.И.Жебровской, свидетельство о рождении И.Т.Якуничкина, копии документов о купле-продаже дома в Петушках и квартиры в Москве, заявление Г.И.Жебровской в милицию, справка из больницы.

Угрозами физического насилия Г.И.Жебровскую и детей заставили одеться и, не дав ни позвонить по телефону, ни поесть, повели к двум машинам. (По словам детей, марки "Жигули" восьмой модели ╪ 894Б77 и девятой модели ╪ А 169АХ.) Г.И.Жебровскую посадили одну с двумя мужчинами, а детей поместили в другую машину с водителем. По дороге машину с Г.И.Жебровской на пересечении Симферопольского бульвара и Нахимовского проспекта останавливала милиция. Машину с детьми милиция останавливала несколько раз за пределами МКАД.

В Петушинское лесничество они приехали около 14 часов. Через 5-10 минут после приезда появилась машина с очень испуганным продавцом дома - А.И.Челнаковой. Ее попросили уехать и не мозолить глаза, заявив, что, если будет нужно, ее вызовут. После этого одна машина осталась, а другая уехала. Оставшиеся сказали, что им надо было интересоваться в прокуратуре исходом дела, так как без нашего участия состоялся суд и в нашем иске (иск в суд мы не подавали) было отказано, в связи с чем мы незаконно находимся на чужой жилплощади. Было также сказано, что в Москве осталась группа наблюдения, которая вечером доставит сюда же Т.В.Якуничкина. Г.И.Жебровскую подробно распрашивали о фирме "Бест" (где расположен офис, как выглядит руководитель фирмы Полторак и т.п.), читали вслух ее заявление в милицию. Примерно через час вернулась вторая машина. Г.И.Жебровской вернули все отобранные ранее документы, кроме ее паспорта и документов о купле-продаже квартиры в Москве и дома в Петушках, и уехали, попросив подождать три часа.

После отъезда налетчиков Г.И.Жебровская из конторы лесхоза позвонила домой. К телефону подошел Т.В.Якуничкин и потребовал, чтобы она с детьми быстро возвращалась в Москву. По дороге на станцию Г.И.Жебровская встретила директора местной бани Анатолия, который был посредником при совершении сделки купли-продажи дома в Петушках. Она заняла у него 5 тыс. руб. на дорогу, а Анатолий попросил сообщить, чем закончится дело, попутно рассказав, что Георгий не приехал, и что за дом заплачено только 1,5 млн.руб. из 6 млн. До Москвы Г.И.Жебровская с детьми добирались поездом и приехали домой около 20 -00.

В этот же день, около 10 часов утра, когда Г.И.Жебровскую с детьми везли в Петушки, Т.В.Якуничкин, придя с работы, обнаружил запертую дверь, на стук в которую никто не реагировал. Он поднялся к соседу В.Лысенкову и от него позвонил к себе домой. Ответил незнакомый мужской голос. Он спустился к себе в квартиру и увидел двух мужчин, паковавших вещи. (Чуть позже подошел третий.) Т.В.Якуничкин спросил о жене и детях. Ему ответили, что жена и дети уехали на новую квартиру, после чего не давали возможности позвонить по телефону, не выпускали из квартиры, не оставляли одного ни на минуту, пытались напоить (поставили пять бутылок спиртного). В ответ Т.В.Якуничкин заявил, что, как только его отпустят, он сразу же пойдет в милицию, предупредив, что погрузкой его вещей и самовольным (без судебного решения и ордера о выселении) вторжением в квартиру они "шьют себе уголовное дело". Тогда неизвестные перестали паковать вещи и начали устанавливать привезенную с собой бронированную дверь, а один из налетчиков сказал, что поедет за "хозяином" квартиры. Около 12 часов дня Т.В.Якуничкину дали возможность поговорить по телефону с матерью и вызвать меня. В течение двух часов непрошеные гости вешали бронированную дверь и не выпускали Т.В.Якуничкина из квартиры, несмотря на звонки потревоженных шумом соседей. Я подъехал примерно в 12-30, а еще через 10-15 минут появился "хозяин" квартиры, Е.Н.Белоусов. В разговоре со мной Е.Белоусов предъявил следующие документы: 1) письмо на бланке Московской городской прокуратуры за подписью заместителя начальника отдела по делам несовершеннолетних без печати; 2) сомнительные квитанции на оплату квартиры; 3) паспорт со штампом о прописке от 7 марта 1995г. В ответ я потребовал предъявить судебное решение о выселении Т.В.Якуничкина и Г.И.Жебровской с детьми из квартиры и присутствия представителя власти, а при отсутствии этого пообещал немедленно вызвать милицию.

Е.Белоусов с двумя налетчиками уединился в большой комнате, а оставшийся стал уговаривать меня задержаться, пока остальные договорятся. Однако я спешил на работу и вынужден был уйти около 14-00. Вскоре после моего ухода компания налетчиков удалилась, сказав, что едет за милицией. При этом в квартире осталась поставленная ими железная дверь.

После их отъезда Т.В.Якуничкин вызвал милицейский мотопатруль. Около 17 часов, открыв дверь своим ключом, в квартиру вошли еще два незнакомца и спросили у Т.В.Якуничкина, не хочет ли он поехать к своей жене. Он ответил, что не хочет, поскольку вызвал милицию и должен ее дождаться. После такого заявления незнакомцы моментально исчезли, не проронив ни слова. Через 10 минут появились два милиционера, которые осмотрели место происшествия и пообещали в случае необходимости срочно приехать еще раз.

Наученная горьким опытом, наша семья постаралась зафиксировать все известные ей факты в виде более-менее грамотных заявлений в правоохранительные органы. 27 июля уполномоченному угрозыска А.В.Савельеву было подано заявление от имени Г.И.Жебровской с изложением описанных событий, просьбой возбудить уголовное дело, разыскать ее паспорт и другие отобранные налетчиками документы, а также оградить семью от физического насилия. 1 августа 1995г. за подписью В.В.Якуничкина, О.Т.Якуничкиной, Т.В.Якуничкина, Г.И.Жебровской было подано коллективное заявление в Чертановскую прокуратуру с просьбой возбудить уголовное дело по факту налета на квартиру. Однако ни от ОВД "Нагорный", ни от прокуратуры ответы на заявления до сих пор не получены.

Я же воспользовался предлагавшейся мне ранее помощью и 29 июля 1995г. передал С.В.Васильеву заявление на имя представителя Президента РФ по г.Москве В.Комчатова, подписанное В.В., О.Т. и Т.В. Якуничкиными, с жалобой на работников Чертановской межрайонной прокуратуры (копия была передана самому С.Васильеву как сопредседателю Народного фонда по борьбе с правонарушениями). 8 августа 1995г. заявление В.Комчатову было сдано мной в его приемную с сопроводительным письмом Фонда. К нему было приложено описание налета и несколько десятков копий документов, заявлений и ответов.

Посчитав, что одной из целей налета было стремление отвлечь меня от не отвечающей чьим-то интересам политической деятельности, я с головой погрузился в предвыборную кампанию Е.Варфоломеевой и на несколько месяцев позабыл о шантаже. Как я теперь понимаю, это было огромной ошибкой. В предвыборной борьбе столь грубой шантаж доверенного лица кандидата в депутаты мог быть использован и как инструмент в предвыборной агитации, и как аргумент в закулисной торговле. И то, и другое давало реальные шансы для решение проблемы. Но в 1995г. до этого не додумались ни я, ни Е.Варфоломеева.

На этом закончился первый, политико-неформальный этап этой истории. До осени 1996г. она была заморожена - я оказался втянут в весьма грязное болото очень большой политики, что отнимало силы и время, а семью моего брата никто не трогал. Но прежде, чем перейти к описанию моих активных попыток решить вопрос с помощью закона, надо попытаться понять, зачем я понадобился команде господина Явлинского.